
11 апреля – Международный день освобождения узников фашистских концлагерей
Международный день учредила ООН в память о произошедшем 11 апреля 1945 года интернациональном восстании узников концлагеря Бухенвальд. Северина Шмаглевская, польская писательница, в годы Второй мировой войны – узница концентрационного лагеря Аушвиц-Биркенау, в своей автобиографической книге «Дым над Биркенау» писала: «Кто пробыл здесь год и выжил — подобен человеку, наделенному даром бессмертия».
Наши герои не писатели, они обычные люди. Они, наверное, не могут описать свою жизнь так красочно, как это может сделать мастер художественного слова. Но почему же так горько и больно читать эти, уже ставшие архивными документами, воспоминания! Воспоминания о детстве, прожитом со знаком «OST» на груди...
Мы сегодня обязаны дать им слово.
Шемет Кузьма Тихонович, 1925 г.р.
Узник лагеря «Бомо» в департаменте Па-де-Кале, Франция.
«[…] Лагерь располагался в поле – бараки, колючая проволока, вышки, вышки, часовые с собаками бельгийской спецслужбы. Через три дня после прибытия нас переодели в деревянные колодки, спецовки с нашивкой «OST». Повели на работу в угольные шахты за 6 км от лагеря. Опустили нас на глубину 1200 м добывать уголь. Шахта находилась в полуразрушенном состоянии. Первое время рабочий день длился 8 часов, потом 10. Кормили ужасно плохо. Утром – ячменный кофе без сахара, в обед – суп на воде из брюквы и 200 гр хлеба, ужина не было вовсе. При таком рационе уже в октябре-ноябре обессилели настолько, что не могли просто дойти до шахты, не то что работать. Упавших по дороге доканчивали овчарки. […]»
Рябинина (Елтаренко) Валентина Дмитриевна, 1926 г.р.
Находилась в немецком лагере в г. Дортмунде.
Из г. Сталинграда была угнана в г. Запорожье, откуда попала в Германию.
«[…] И вот наступило 17 августа 1943 года нас, всю молодежь, собрали и отправили в Германию. Ехали мы в товарных вагонах, на окнах решетки, в вагоне нас было битком набито, так что мы могли только стоять или присесть. […] По прибытии в г. Эссен нас высадили на вокзале, поставили всех в ряд и немцы, которые там были, стали отбирать нас, а куда мы не знали. Нас осталось немного, самые худые и маленькие. Нас взяла с Валей (которая тоже была из Сталинграда) немка и повезла в г. Дортмунд в лагерь, который был обнесен в 2 ряда колючей проволокой. […] На работу мы ходили в башмаках на толстой деревянной подошве, и остальное что у кого было, на рукаве у нас был знак «OST», и когда нас вели на работу, то немецкие детки кричали «швайн!» […].
Печегина (Матвеева) Нина Алексеевна, 1927 г.р.
Узница немецкого лагеря «Шпандау».
«[…] Нас направили в лагерь «Шпандау». Поселили нас в бараках с 2-ярусными кроватями. Утром проверка, а затем строем на фабрику. Вечером в лагерь под конвоем. По пути местные мальчишки что-то кричали на немецком языке и бросали в нас камни. На фабрике я работала на большом станке, сверлила отверстия на колбах. Сестра работала на большом станке, а мама на промывке колб. […] Так продолжалось до апреля 1945 года. Когда наши войска начали бомбить Берлин, немцы убежали из лагеря. […] Что интересно, нас пугали немцы, что мы уже не сможем понимать русский язык, поскольку он очень изменился. Также нам всем грозит ссылка в Сибирь или же нас посадят в тюрьму […].
Лукашук Михаил Борисович, 1925 г.р.
Узник лагеря «Лицман» в г. Бранденбурге, Германия.
«[…] Завезли в Германию, г. Бранденбург, нас высадили и погнали в лагерь-распределитель. В бараках 3-ярусные койки, всех разместили на голых досках. На 2-й или 3-й день приехали покупатели «Бауэры». Нас всех выстроили и хозяева стали всех осматривать. Кто покрепче, поздоровее, тех отбирали и покупали их – забирали на работу в хозяйство. Остальные остались, и нас уже определили в лагерь. Это был настоящий лагерь со своими правами и порядком в г. Бранденбурге «Лицман». нам повесили знак «OST» и стали гонять на работу. В основном на разбор развалин после бомбежки. […] Колонну гнали немцы с дубинками и с собаками, […] за малейшую провинность наказывали и били. Все наказания делались на площадке рядом с дорогой, чтобы прохожие видели это и веселились, там же ставили провинившегося на 2-3 часа по стойке смирно в любую погоду – жара, дождь, снег – все равно, многие не выдерживали, падали. Их побьют и опять поставят и вот так мучили 3 года. […]».
Ковалев Василий Андреевич, 1927 г. р.
«[…] как и все я думал о том, как бы остаться живым, потому что никто не надеялся на то, что попадая в концлагерь «Бухенвальд» останется живой […]. И самое главное, хотелось посмотреть, какая же жизнь будет после войны и, в первую очередь, хотелось наесться вдоволь хлеба […]».
Израильская (Егорова) Ирина Ивановна, 1925 г.р.
Узница концлагеря в г. Цвикау.
«[…] Мы попали в лагерь в г. Цвикау, это близ г. Хемниц (в Саксонии). Два барака этого лагеря занимали только сталинградские женщины. Лагерь располагался на территории двух огромных цехов завода Фриман-Вольф. В этих цехах прессовали детали из сырой резины в горячих прессах и обрабатывали на горячих станках. […] Сами голодные, в цехе смрад от резины, от горячего пресса жара. На нас орали, обзывали нас русскими свиньями. Вид у нас был ужасный – худые, бледные, в спецодежде со знаком «OST» на левой стороне груди, в деревянных башмаках. На людей мы и впрямь были мало похожи. Даже немецкие дети колонне, идущей на работу в головное здание завода (оно было в городе), кричали «русские свиньи». […]».
Дорогова Антонина Васильевна, 1929 г.р.
Узница немецких концлагерей.
«[…] Поселили нас в барак, где были нары тройные, никаких матрасов, одеял – ничего не было, только нары. И вот выходят четверо вооруженных немцев с собакой овчаркой (я до сих пор не могу видеть овчарок) и стали нам говорить о распорядке временного лагеря. В это время с верхних нар упала шапка, и кто лежал на нижних нарах хотел ее поднять. В это время на него бросилась собака и стала его рвать. Это было страшно, а немцы стояли и смотрели, как она рвет человека. Через некоторое время один из них дал ей команду прекратить. […] Тот, кто там был никогда не забудет день освобождения. 23 апреля 1945 года. Это был день Великой радости и слез. Многие не дожили до этого счастливого дня: каждый день у нас в лагере умирало 2-3 человека, и также умерла моя мама. 4 июля 1943 года ей был 31 год. […]».
Бирюкова (Юрова) Тамара Николаевна, 1930 г.р.
Узница немецкого концлагеря «Топхин».
«[…] Довезли нас до станции, как называлась – не знаю. Вышли, построились в колонну, и под охраной немецких автоматчиков повели в лагерь. Потом мы узнали, что этот лагерь «Топхин» находился от Берлина в 45 км. Лагерь находился в сосновом бору, был окружен забором, колючей проволокой и охранялся военными солдатами. Было 6 бараков, в которых уже жили украинцы, белорусы. Один барак был занят французами. рядом была военная фабрика, здесь же находились склады с боеприпасами. Разместили нас по комнатам с 2-ярусными кроватями по 14-16 человек. Нас колонной водили на работу и с работы немецкие солдаты с автоматами. Мы работали в цеху, чистили патроны и, когда приходили вагоны с фронта, нас посылали их разгружать. Кормили плохо, все время хотелось есть. […]».
Публикация подготовлена по документам архивного фонда № 149. Оп. 2. Коллекция воспоминаний членов Волгоградского областного отделения общественной организации «Российский союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей»